Читать книгу "Первый удар  - Александра Лисина"

– Еще бы, – криво улыбнулась я, подумав о Библии. – Только немного в другой трактовке.

– Кстати, а ты знаешь, что люди с твоим типом дейри почти не поддаются магическому влиянию? – неожиданно спросил маг. – И то, что подобный дар встречается почти так же редко, как и дар его величества?

У меня сузились глаза.

– Нет. Не знал. И все время думал: откуда к моей персоне такой пристальный интерес?

– Подобных тебе Церковь быстро прибирает к рукам. Дар, позволяющий избегать чужого воздействия, особенно важен для Карающих. Собственно, он есть у них у всех. Даже у его преосвященства Горана. Только выражен слабее, чем твой.

– Как вы это определяете?

– По цвету, – охотно откликнулся маг. – В чистой дейри основной цвет – белый. У простых людей его сравнительно немного, а основной тон – серый, желтый или зеленоватый. У магов имеются алые оттенки, если есть приверженность к огненной стихии, синие и голубые – если к воздуху и воде, коричневые – если есть сродство к земле. А бывают насыщенно золотые – как у его величества.

Я чуть сузила глаза.

– Сколько же белого вы видите у меня?

– Не очень много, – вдруг огорошил меня маг. – Но лишь потому, что мешает носимый тобой артефакт: он поглощает энергию. Однако по косвенным признакам могу предположить, что белого в твоей дейри примерно половина.

– Это много или мало? – быстро спросила я, кинув выразительный взгляд на напрягшегося Аса.

– Много, – спокойно ответил мастер Драмт. – Насколько я знаю, у его высокопреосвященства ал-тара Георса дейри состоит из белого цвета на две трети. У священников второго круга – почти как у тебя. Третьего – чуть меньше половины, затем идут Карающие, у которых количество белого колеблется в среднем до трети ширины дейри, и далее – по убывающей. Церковь верит, что именно этот дар был некогда передан первому ал-тару самим Лучезарным. Ведь белый – это изначально цвет самого Аллара. Поэтому знак Церкви – всегда только белый. И на флаге Валлиона преобладает именно он.

Я припомнила флажки над палатками в лагере и кивнула. Да, верно: герб Валлиона – золотое солнце, встающее над одинокой горой, изображенной на ослепительно белом фоне. А над шатром воинствующего святоши всегда билось безупречно чистое белое знамя. Понятно теперь почему. Да и плащи они свои белоснежные, похожие на плащи крестоносцев, тоже не зря носили. В общем, принцип ясен. Осталось лишь уточнить некоторые детали.

– А почему с таким даром чаще всего становятся Карающими? – снова спросила я.

– Чтобы легче было разбираться с темными магами. И с высшими демонами тоже. Каждого ребенка проверяют на наличие этого дара. Почти в каждый его приход в Церковь, потому что известно, что дар иногда открывается очень поздно. Признаться, я был удивлен, увидев тебя с подобным даром, но при этом узнав, что ты не попал под пристальное внимание Церкви. Думаю, Горан, когда вернется, непременно доложит о тебе ал-тару.

Я нахмурилась: а вот это лишнее. И вообще, я больше к храмам ни ногой – не надо мне такого счастья. И не надо, чтобы меня изучали, как лабораторную крысу, в застенках какого-нибудь особо закрытого монастыря, подозрительно напоминающего гестапо. Сейчас-то Горан вряд ли ко мне сунется – дел еще полно, Прорыв перед носом. Но когда угроза перестанет маячить перед внимательными глазами его преосвященства, надо мной попытаются взять плотное шефство. И в этой связи мне наконец стал ясен многообещающий взгляд Горана при нашей последней встрече.

Я пристально взглянула на мастера Драмта.

– А зачем вы мне это рассказываете, господин маг?

– А я любопытный, – усмехнулся он. – И мне не менее интересно взглянуть на твой дар поближе.

– Значит ли это, что у Церкви и Магистерии довольно напряженные отношения?

Маг выразительно покосился на прислушивающихся рейзеров.

– Трудный вопрос, юноша. Но должен признать, что было время, когда Церковь была против проявлений любой силы, кроме силы Аллара. И было время, когда Святой Престол выступал против образования Магистерии.

Понятно: внутренние войны на почве несогласия по вопросам веры. Неразрешимые противоречия. Святоши наверняка считали магов приспешниками Айда, так как, дескать, их сила не от Светлого бога. Доказательство – то, что Аллар вряд ли допустил бы появление темных магов в своем «чистом и светлом» мире, следовательно, любой дар потенциально опасен, и, соответственно, подлежит немедленному уничтожению. Вместе с носителем. Е-мое. Как бы тут не повторилась история со средневековыми кострами!

– К счастью, Киорт Седьмой, дед Эннара Второго, еще двести лет назад сумел разрешить эти разногласия, – пояснил мастер Драмт, видимо, почувствовав мое настроение. – С тех пор между Магистерией и Престолом существует договоренность, по которой каждый из наших выпускников проверяется на наличие Тьмы ставленником ал-тара или же им самим. Своеобразный контроль, который выгоден обеим сторонам. За это Церковь приняла магов как еще одно выражение воли Аллара и разделила в своем понятии обычных магов и темных.

Я хмыкнула.

– Умный был король Киорт. Догадываюсь, сколько нервов ему попортило противостояние Церкви и магов, раз уж только с появлением Жреца все это более или менее прекратилось.

Маг дипломатично промолчал. А я больше не стала задавать провокационных, затрагивающих веру вопросов. Потому что додумать все остальное не составляло особого труда: как выясняется, двести лет назад Церковь и Магистерия перешли от открытой войны на новый уровень противостояния – в подполье. Что было раньше, гадать тоже долго не надо: опыт моего родного мира достаточно хорошо описан в учебниках истории. Вот только здесь святоши оказались чуть более терпимыми, так что согласились на видимость мирного сосуществования. Как вынужденно согласились на него и маги, которым «белые плащи» в свое время наверняка попортили немало крови.

А теперь каждый из них потихоньку строит козни другому и не исключено, что перехватывает особенно любопытных индивидуумов, стремясь взять их под свое крыло. Что это давало Церкви – понятно: пока существует Невирон, Карающие были и будут востребованы. Но вот что получала от этого Магистерия? Не из природной же вредности они воровали друг у друга кандидатов в маги или священники? Суть-то дара все равно остается одна. Ну, чуть больше там белого или чуть меньше… какая разница? Или она все-таки есть? Ведь способность не поддаваться магии в некоторых ситуациях может стать гораздо важнее, чем просто магический дар…

Черт. Я все еще слишком мало знаю. Хотя, наверное, шанс это выяснить у меня есть. На собственной шкуре, разумеется, потому что, чует мое сердце, за мою дейри уже развернулась нешуточная борьба. Иначе зачем бы мастер Драмт стал меня так откровенно предупреждать?

– Благодарю вас, мастер, за разъяснения, – многозначительно поклонилась я.

Мастер Драмт снова улыбнулся.

– Не за что, юноша. Я рад расширить ваш кругозор в любое время.